Поиск, изучение, систематизация и оформление сведений о преемственности и родстве (генеалогические исследования)

Кобяков Ю.А., Лопасненская старина. Очерки истории края с древнейших времён до начала ХХ века., Москва, 2015, 376 с., илл. 16 с., издание второе, дополненное.

Глава из книги (стр. 321-340)

Версии происхождения фамилии Кобяков и ее появления в деревне Пешково

В различных языках есть довольно много слов, звучащих очень похоже, но означающих абсолютно разные вещи. Например, «бой»: в английском языке (boy) — мальчик, а в русском — сражение, воору­женное столкновение; «бич» — в английском языка (beach) — взмо­рье, пляж, а в русском — кнут, плетка. Ничего в этом необыкновен­ного нет и быть не может.

То же самое, вероятно, могло произойти со словом «Кобяк», пе­ревод (расшифровка) которого с древнетюркских и древнеславян­ского языков на современный русский язык дает совершенно разные результаты.

Очевидно, возникновение слов «Кобяк — Кобяков» и их исполь­зование в тюркских и славянских языках с древнейших времен шло параллельно, нигде между собой не пресекаясь. Просто исторически сложилось так, что веками на территории нынешней России шло взаимопроникновение славянской и тюркской культур, в том числе и языковых. А поэтому на огромных пространствах России сфор­мировались одинаково звучащие антропонимы (прозвания/фами­лии Кобяк, Кобяков) и топонимы (деревни и села Кобяково, Кобяки), происхождение которых может быть в каждом конкретном случае и славянским, и тюркским.

В научной и научно-популярной литературе, в большин­стве случаев, читателю предлагается как наиболее вероятная т.н. «тюркская» версия происхождения фамилии (прозвания) — Кобяков (Кобяк).

Чаще всего исследователями делаются ссылки на тотемный характер этого родового имени, фамилии. Действительно, с неко­торых древнетюркских языков «Коб-ак (-як)» можно перевести как «Белая (ак) Собака (коб)». Это типичное тотемное имя, аналогичное широко распространенным в древности у многих народов мира (на­пример, вожди племен могли иметь тотемные имена, прозвища — Черный Медведь, Красный Волк, Орлиный Глаз, Ястребиный Коготь, Большой Змей и т.д.). У большинства древнетюркских народов соба­ка была весьма почитаемым животным. От нее во многом зависели жизнь и благополучие охотников и кочевников-скотоводов, так как именно с помощью сильных, бесстрашных, выносливых и верных собак удавалось защищать стада от хищников, успешно охотиться, охранять родные кочевья. Не удивительно, что вожди (ханы, князья) некоторых тюркских кочевых племен выбирали для себя почетное тотемное прозвище именно в честь Собаки — Кобяк. Половецкий хан Кобяк, контролировавший огромные территории Дикого Поля, степи вокруг Дона вплоть до низовий Днепра, — яркий тому пример, ставший хрестоматийным благодаря упоминанию именно этого во­ждя в великом русском литературном произведении XII века «Слове о полку Игореве».

В интересной книге писателя, литературоведа и лингвиста Ол­жаса Сулейменова «Аз и Я» о тесных славяно-тюркских связях есть целая глава «Собака», где обосновывается тюркское происхождение имени-прозвания Кобяк.

Автор отмечает, что у древних тюрков «существовала некогда традиция называть вождей Собаками… Ни семиты, ни индоевропей­цы, ни угро-финны не поклонялись Собаке. Но исконные кочевники, тюрки, до недавнего времени относились к этому животному как к божеству, в мифах вели от него свое происхождение; и великие правители, утвердившись над народом, заменяли родительское про­звище на титульное имя — Собака. Эта традиция, надо полагать, сохранилась с эпохи охотничества, предшествовавшей эпохе ското­водства. Собака — первый помощник охотников. От нее зависело благосостояние человеческого племени. Она — храбрый слуга на­рода и чуткий вождь его. Собаке дано то, чего не дано человеку: она видит запахи, идет по невидимым следам и ведет за собой человека. Качества, которыми ее наделила природа, делали соба­ку существом великим. Охотники поклонялись собаке-кормилице, как земледельцы — солнцу…

За тысячелетия в разных тюркских наречиях накопилось много табуистических наименований четвероногого друга — вождя.

И все они побывали в разряде титульных имен. Генеалогические ле­генды возводят Собаку (позже Волка) в ранг прародителя тюрков.

…Имя это встречается и в Малой Азии — у Сельджукидов Рума был визирь Садэддин Кобяк. В XV веке в Турции прославлен туркменский вождь Кепек. И, наконец, кипчакский хан, побежденный Святославом Киевским в 1184 году — «Кобяк»… Священное отноше­ние к собаке-предку сохранялось долго».

В многочисленных печатных источниках последнего столетия по поводу происхождения дворянской фамилии Кобяковых в России указывается фактически одно и то же:

«КОБЯКОВЫ. Ранние выходцы вместе с Измайловыми, Сунбу­ловыми, Коробьиными и др. из Орды в рязанские земли; скорее всего, в конце XIV века, т.к. уже в 1518 году пожалованы дворянским зва­нием (ОГДР, VII, с. 24). В начале ХVI века Кобяковы — рязанские дво­ряне, например, Михаил Дмитриевич, Александр и Ширяй Кобяковы (Зимин 1980, с. 270; Веселовский 1974, с. 145). По Н.А. Баскакову (1979, с. 204), фамилия от тюркского слова Кобяк — «собака». Это имя было характерно и для казанцев; например, князь казанский и тю­менский Кобяк, один из последних защитников Казанского края». (ПСРЛ, 29, с. 71—72).

Есть и такие, перекликающиеся с вышеприведенными, широко опубликованные данные:

«Кобяковы — русский дворянский род. Предок их Дмитрий Кобя­ков жил в конце XV века. Один из сыновей его, Михаил, был боярином и наместником ростиславским (1518). Игнатий Васильевич Кобяков, по прозванию Ширяй, был 2-м воеводою в Пронске (1557), Александр Михайлович — 2-м воеводою большого полка в Ливонии (1577), Григо­рий Дмитриевич Кобяков — воеводою в Валуйках (1681). Род Кобяко­вых внесен в VI часть родословной книги Рязанской губернии.

Кобяк, Кобяковы:

— Иван Филиппович Кобяк Наумов, великокняжеский дьяк, 1500 г.;

— Михаил Дмитриевич Кобяков, боярин рязанских князей, на­чало XVI в.;

— Кобяк Клементьевич Линев, 1571 г.

— Кобяк — собственное имя (татар.)».

Дворянам Кобяковым (вероятно, действительно принявшим хри­стианство потомкам нескольких знатных родов — выходцев из Золотой Орды и Казанского ханства) в XVII—XIX веках принадлежали много­численные селения и земли в Тамбовской и Рязанской губерниях.

Фамилия служилых дворян Кобяковых встречается в истори­ческой литературе достаточно часто.

Например, в 1528 г. «служилому человеку» Кобякову дана была в кормление в Белозерском крае волость Сольца Малая, занимавша­яся солеварением.

Юрий Кобяков был городским головой в 1601 г. в Старом Оско­ле (ныне Белгородская область), а в 1604 г. — уже в городе Березове за Уралом.

В 1663 г. воеводой города Чебоксары был Михаил Кобяков Наумов.

Один из рязанских дворян, 20-летний подпоручик 2-й артилле­рийской бригады Федор Николаевич Кобяков был участником Боро­динской битвы 1812 года, ранен и за отличие в бою произведен в пору­чики. Участвовал в заграничном походе Русской армии 1813—1814 гг.

Фамилии и прозвания Кобяков — Кобяк нередко встречались и среди «простого люда» в рязанских, пензенских, тамбовских, ор­ловских и тульских землях, в Поволжье, Сибири, т.е. там, где тради­ционно жили тюркские народы, или там, где они тесно соседствовали и перемешивались с русским населением.

Среди первопоселенцев Сердобской Слободы Пензенского края в конце XVII — начале XVIII в. видим имя Ефима Кобякова. В то время на эту окраину Русского государства в поисках «воли» сте­кались многие, в том числе и беглые крестьяне, которые начинали нести там охранную службу, оседали на земле.

В неоконченной А.С. Пушкиным документальной «Истории Пу­гачева» есть эпизод, относящийся к августу 1774 года, когда во время осады повстанцами Саратова жители этого города тайно посылали для переговоров с Емельяном Пугачевым некоего купца Кобякова.

Старинный род Кобяковых известен в г. Богородицке Тульской области, основанном русскими переселенцами в 1663 году как кре­пость на южных рубежах России для защиты от набегов со стороны Крыма (яркий представитель этого рода – известный художник и педагог Петр Андреевич Кобяков, 1917—1999 гг.)

В XIX веке среди православных священнослужителей Тамбов­ской, Тульской и Рязанской губерний нередко встречалась фамилия Кобяковых.

«Тюркскую» версию происхождения слов Кобяк-Кобяков под­тверждают и сохранившиеся до наших дней топонимы (географиче­ские названия):

— с. Кобяково — Пестреченский р-н Татарстана;

— д. Кобяково — Балтасинский р-н Татарстана;

— с. Кобяково — Орджоникидзевский р-н Хакассии;

— с. Кобяй — Кобяйский р-н Якутии;

— с. Кобяки — Кирсановский р-н Тамбовской области;

— с. Кобяки — Нижнеломовский р-н Пензенской области, упо­минается в 1632 г. как мордовская деревня (там же озеро Кобяк, ру­чей Кобяки, Кобяцкий Ров);

— д. Кобяково — Мценский р-н Орловской области;

— д. Кобяково — Кимовский р-н Тульской области;

— д. Кобяково — Узловской р-н Тульской области;

— с. Кобяково — Сасовский р-н Рязанской области;

Однако до сих пор не обнаружено признаков того, что «тюркский элемент», в частности рязанские и тамбовские дворяне Кобяковы, в минувшие века как-то повлиял на появление прозвания-фамилии Кобяковых среди крестьян деревни Пешково, находившейся на дру­гом берегу Оки, в Хатунской волости Московского уезда (до XV в. — это была земля Серпуховского удельного княжества).

Чисто теоретически, конечно, можно предположить, что кто-то из обедневших рязанских дворян Кобяковых мог в XVI—XVII вв. стать сначала однодворцем, поступившим на службу к богатому боярину (дворянину) Хатунской волости, а затем и вовсе перейти в разряд его холопов (крепостных крестьян) и оказаться по какой-то причине жителем маленькой подмосковной деревни Пешково. Но ни­каких документальных подтверждений этого не обнаружено. Да и в деревенских преданиях такой факт — якобы «знатного» проис­хождения крестьян Кобяковых — наверняка нашел бы отражение. А ничего подобного память людская и письменные источники не со­хранили.

К тому же, в XVII в. деревня Пешково находилась в ведении Дворцовой Хатунской волости (остальные земли волости принад­лежали монастырю Давидова пустынь) и никаких бояр-помещиков там не было. Лишь с начала XVIII в. большая часть «гоcударевых» земель и селений Хатунской волости (в том числе и дер. Пешково) начала переходить в частное владение. В 1708 г. они были пожало­ваны в «вечное пользование» князю Григорию Федоровичу Долгору­кову (правда, уже в 1730 г. были конфискованы у его сына Алексея в пользу казны), а затем в 1775 г. подарены Екатериной II ее фавори­ту генералу Алексею Орлову-Чесменскому.

Так что «тюркско-дворянская» версия появления среди крестьян деревни Пешково фамилии (прозвания) Кобяковы мало­вероятна и пока не имеет никаких более или менее убедительных обоснований.

Вряд ли возможно было и переселение 300—400 лет назад из За­окских земель в деревню Пешково кого-либо из незнатных носителей прозвания Кобяк (Кобяков). Тогда, как известно, более активно шел иной процесс — исхода (бегства или организованного переселения) крестьян из Московского и других центральных уездов на «украи­ну» — малоосвоенные, «вольные» земли к югу и юго-востоку от Оки, в Среднее и Южное Поволжье, на Хопер и Дон. Например, в 1745 году по указу императрицы на поселение в Воронежскую губернию на реку Битюг было отправлено около 1 700 человек крестьян из Хатун­ской волости. Массовое переселение произошло и в 1762 году, а затем в 80-х — 90-х гг. Нынешние большие села Новая Чигла и Верхняя Тишанка Таловского района, а также Мосоловка Аннинского района и Хреновое Бобровского района Воронежской области были основаны именно этими переселенцами из Подмосковья. В их числе были десят­ки семей из рода Кобяковых деревни Пешково.

К середине ХХ века никто из старожилов деревни Пешково уже не знал ничего ни о происхождение фамилии Кобяковых, ни о значении слова «Кобяк». Знали только, что Кобяковы здесь жили «испокон веку». Что в общем-то соответствует действительности и подтверждается архивными данными первой половины XVIIв.: пе­реписью 1646 г. зафиксировано, что в Пешкове было три «двора», каждый из которых мог состоять из нескольких семей. Это не так уж мало для окрестных деревень того времени, в которых значилось по 2—5 дворов.

Трудно предположить, что несколько веков назад (положим, в XVI—XVII вв.) какая-либо семья (род) крестьян в исконно русской глубинке — деревне Пешково — по доброй воле взяла себе иноязыч­ное прозвание — Кобяки, Кобяковы.

Местность, где находится Пешково (Хатунская волость, через Оку граничившая с Диким Полем, Степью), веками страдала от опу­стошительных, кровавых набегов орд крымских ханов и их союзни­ков-кочевников. И тем самым, отношение здесь к иноверцам-тюркам, «степнякам» вряд ли было таким, чтобы кто-то из крестьян, а затем и целый род русских православных христиан решился добровольно взять себе имя (прозвание) явно «басурманского» происхождения.

Историческая память — исключительно устойчивая категория, она иногда проявляется чуть ли не на уровне инстинкта. Напри­мер, веками сохранялось опасливо-настороженное отношение кре­стьян Пешкова, деревни «лесного» Лопасненского края, к заокским «степным» местам и даже к их русским, православным жителям. Так, вплоть до последних десятилетий ХХ в. в Пешкове коренные жители иногда — во время ссор, сгоряча, за глаза и в глаза — могли называть «степными», «степняками» тех односельчан, которые после войны переселились сюда из заокской «степи» — Тульской, Рязан­ской и Орловской областей. Это могло быть неосознанным отголоском многовекового восприятия «степи» как источника опасности, почти подсознательное деление людей по принципу: свой («лесной») — чу­жой («степной»).

Поэтому версия добровольного взятия православными крестья­нами деревни Пешково непонятного для них по сути, да еще и «степ­ного», «басурманского» прозвища — Кобяк, Кобяки — выглядит так­же неубедительной.

Принудительно навязать им это чуждое для русского уха прозвище также было практически не реально. В этом случае оно бы просто исчезло из обихода в течение одного — двух поко­лений. Но мы знаем, что именно это прозвание — Кобяковы, хотя письменно нигде не фиксировалось (во всяком случае, до 1739 г. — см. ниже) и до конца XIX века бытовало почти исключительно в устной форме, бережно сохранялось в Пешкове веками, вплоть до наших дней, составляло и составляет определенную гордость его носителей.

Вывод: «тюркская» (включая «дворянскую») версия появле­ния в подмосковном Пешкове прозвания (фамилии) Кобяковы не имеет реального обоснования.

В дальнейших рассуждениях о возможном происхождении фа­милии Кобяковых и ее появлении в Пешкове следует рассмотреть и «славянскую» версию.

В древнеславянском языке (еще с дохристианских времен) было такое слово «кобь» («кобя»), которое означало «волхование», «вол­шебство», «чародейство», «ворожба», «предсказание», «знахарство», «гадание», а также «счастье», «удача».

Отсюда — летописные фразы: «чары деяху и коби зряху», «по диаволью наущенью кобь сию держат» (Лаврентьевская летопись), «волъхвъ и кобникъ нарочить» (Ипатьевская летопись о литов­ском-ятвяжском князе Скомонде, тогда язычнике, т.е.«нечестивом», «поганом»). В первые века христианства на Руси «запрещалось «коби и дивы творити» (Кормчая, ч. 2, лист 168, М., 1827), порицались «коби бесовские» (ИГР, IX, пр. 830).

Термин «кобь»(«коби»), означающий чародейство, волхование, гадание и т.д. сохранялся в течение многих веков. Во всяком слу­чае, в главе 92 решений Стоглавого Собора Русской Православной Церкви (1551 г.) содержится порицание «мудрости еретическия и коби бесовския…».

Здесь хорошо просматривается резко отрицательное отношение новой для древней Руси религии — христианства — к «язычеству» вообще, а также к служителям «языческого» культа (кобникам), к дохристианским ритуалам и обычаям (коби). У летописцев-книжни­ков, тогдашних христианских идеологов, эти слова постепенно при­обретают исключительно негативную окраску. И в этом нет ничего удивительного: новая, прогрессивная христианская идеология утвер­ждалась и укреплялась за счет отрицания старой, отживающей свой век «языческой» идеологии.

Кстати, этот процесс можно проследить на примере постепен­ной трансформации смысла и окраски целого ряда других древнес­лавянских слов (в т.ч. «языческих» культовых терминов), которые в течение веков превращались из «нормально-нейтральных» в «одно­значно-негативные».

Например:

— «жрети» (отсюда «жрец») — было: приносить жертву богам и совместно вкушать мясо жертвенного животного; трансформиро­валось в «жрать» — имеющее явно вульгарно-негативную окраску;

— «ведати» — было: знать, уметь, мочь; от этого слова образо­вались «ведьма», «ведьмак» — явно негативные персонажи;

— «глум» — было: шумное веселье, игра, насмешка; от этого слова образовалось исключительно негативное «глумление» — изде­вательство;

— «кощуна» — языческая песня, дума, забавная шутка; транс­формировалось в «кощунство» — осквернение, святотатство;

— «позор», «позорище» — зрелище, на которое собирались люди во время дохристианских праздников и обрядов; затем это слово ста­ло обозначать нечто бесстыдное, бесчестное;

— «капитися» — собираться вместе (отсюда «капище» — место проведения групповых дохристианских обрядов и молений); в даль­нейшем словосочетание «языческое капище» приобрело преимуще­ственно негативную окраску.

Вероятно все же, что некоторые древние слова и понятия мог­ли веками сохранять в устной, народной речи свой первоначальный смысл, не превращаясь в сугубо негативные. Возможно, это произо­шло и со словом «кобь»(«кобя»), так как гадание (несмотря на суро­вое порицание и осуждение со стороны христианской Церкви) целое тысячелетие оставалось естественным, широко распространенным обычаем на Руси, особенно в деревнях, где в той или иной форме сохранялись отзвуки дохристианских верований.

Древнеславянских волхвов и чародеев, гадавших о судьбе по полету птиц, а также по приметам и встречам, наши дале­кие предки чаще всего называли «кобниками». Слова «кобить», «кобенит», «кобенить» в свое время означали «ворожить». Отсюда же — современное слово «кобениться». Академик Б.А. Рыбаков допускает, что «языческий» гадательный обряд «кобников» сопро­вождался ритуальными танцами, поскольку современный глагол «кобениться»(«выкобениваться») связан с необычными телодви­жениями. В древности волхвы-кобники в своих плясках, скорее всего, уподоблялись птицам.

В. Даль приводит выражение «прикобить (приворожить) молод­ца» и также толкует слово «кобение» как «гадание по полету птицы» (отсюда же — название малого ястреба — «кобец»). В словаре В.Даля «кобь» — это гаданье по полету птиц, малых ястребов — кобцов и пустельги, которые, особенно весной, прилетая, тянутся во множе­стве одним путем.

Возникает вопрос: могло ли слово «кобь»(«кобя») стать основой прозвища-прозвания «Кобяк», а затем фамилии «Кобяков»? На этот счет есть разные точки зрения. Одни исследователи утверждают, что от слова «кобь» (гадание, волхование, знахарство) могло произой­ти только слово «кобник» (гадатель, волхв, знахарь). Другие допуска­ют и форму «кобяк»(также — гадатель, волхв, знахарь).

«…Некоторые авторы книг о русских фамилиях (Ю. Федонок, Ю. Медведев, Е. Грушко) полагают, что фамилия «Кобяков» мог­ла произойти от называемого ими русским слова кобяк, которое они переводят как «волшебник», «знахарь». Это ошибка. В русском (древнерусском) языке никогда не было слова «кобяк», а имелось только слово «кобник» (предсказатель, гадальщик). От «кобника» фамилия «Кобяков» произойти не могла. Она, безусловно, половец­ко-татарского происхождения». («Нижегородская старина», 2005 г., ¹ 10, Предок нижегородского историка А.А. Савельева — герой борь­бы с польскими интервентами в 1612 г.).

Попробуем разобраться, насколько этот аргумент обоснован.

Фактически он базируется на двух утверждениях:

1. 1.В средневековых письменных источниках не обнаружено формы «кобяк» в смысле «волшебник», «гадальщик», «пред­сказатель», «знахарь». Вероятно, это так. Но это не означа­ет, что зафиксированное в сохранившихся (причем, очень немногих) письменных источниках слово «кобник» — это единственно возможная производная форма от древнего слова «кобь» («кобя»). Вполне возможно, что в устной народ­ной речи существовала и форма «кобяк».
2. 2.«От «кобник» фамилия «Кобяков» произойти не могла»...Может быть... Но почему прозвание/фамилия Кобяк/Кобяков должно обязательно происходить от слова «коб­ник»? Оно вполне могло произойти напрямую от слова «кобь»—«кобя».

Тем более, что возможное происхождение прозвания/фамилии Кобяк-Кобяков от древнеславянского «кобь» подтверждается прави­лами словообразования в русском языке.

В частности, с помощью суффиксов —ак, —як, формируются новые однокоренные слова, которые обозначают качественные ха­рактеристики, принадлежность или род деятельности человека.

Примеров тому масса, причем и с использованием корней слов древнеславянского происхождения:

— море — моряк — Моряков;

— имать, принимать (отсюда — восприимчивость) — примак (зять, принятый жить в дом жены, тестя) — Примаков;

— чудо — чудак — Чудаков;

— поле (Польша) — поляк — Поляков;

— водить, вождение, вождь — вожак — Вожаков;

— скара, скора, скорье (шкура, кожа, пушное сырье) — скорняк (человек, выделывающий шкуры) — Скорняков;

— беда, бедный — бедняк — Бедняков;

— рыба — рыбак — Рыбаков;

— степь — степняк — Степняков;

— добро, добрый — добряк — Добряков;

В этом же ряду:

— кобь, кобя — кобяк — Кобяков.

Кстати, в русском языке есть примеры и «двойственности» в словообразовании и возникновении фамилий в зависимости от ис­пользуемого суффикса (—ак; —як; или —ник):

— рыба — рыбак (ловец рыбы) — Рыбаков;

— рыба — рыбник (торговец рыбой) — Рыбников

— сопель (старинный музыкальный инструмент типа свирели) — «сопельник» и «сопельняк» (мызыканты-исполнители) — от них два варианта прозваний/фамилий — Сопельник и Сопельняк (оба довольно распространены на Украине, в Белоруссии и Польше).

В этом же ряду:

— «кобь», «кобя» — «кобник» (или «кобяк»).

Это говорит о том, что такая «многовариантная» форма словообразования обычна для славяно-русского языка. А поэтому в старину жреца, волхва, гадателя, «творящего кобь», вполне могли называть не только «кобник» (а именно это слово сохранилось в до­шедших до нас древнерусских письменных источниках), но и «кобяк», что достаточно прочно и отчетливо зафиксировалось на Руси в антро­понимах (именах и прозвищах людей) и топонимах (географических названиях).

Кстати, в одном из толковых словарей украинского языка значится:

КОБЯ — припущення — вiд слов’янського кобник — воро­жбит; той, хто ворожить за польотом птахiв; цiкаво також порiвняти зi словацьким коблииа — податок священиковi, що сплачу ться мiр­кою зерна (мiра сипучих речовин взагалi); кобь — ворожба.

В книге А. Фаминцына «Божества древних славян» выдвига­ется предположение о том, что словом «кобник», свойственным ста­рославянскому языку, могли называться жрецы главного «языческо­го» божества западных (балтийских) славян — Святовита.

Есть и еще одно предположение по поводу возможного проис­хождения прозвания «Кобяк».

В первом на Руси своде законов — «Правде русской» Ярослава Мудрого (XI век) — неоднократно упоминаются, наряду с варягами, загадочные «колбяги» или «колбяки».

Примеры:

«Аще ли ринеть моужь моужа любо от себе, любо к собе, 3 грив­не, а видока два выведеть; или боудеть варягъ или колбягъ, то на ротоу».

(перевод — «Если пихнет муж мужа от себя или к себе — 3 грив­ны, — если на суд приведет двух свидетелей. А если это будет варяг или колбяг, то ведет к присяге»).

«Аще ли челядинъ съкрыется любо оу варяга, любо оу колбяга, а его за три дни не выведоуть, а познають и в трети день, то изыма­ти емоу свои челядинъ, а 3 гривне за обидоу».

(перевод — «Если холоп бежит и скроется у варяга или у колбяга, а они его в течение трех дней не выведут, а обнаружат на третий день, то господину отобрать своего холопа, а 3 грив­ны за обиду»).

Некоторые языковеды высказывают мнение, что «колбяг», ве­роятно, восходит к более древнему «кобник», «творящий коби», «зна­харь», «волхв». То есть «колбяги» — это нехристиане, «язычники», юридические права которых тогда отличались от прав христиан.

Есть и другие предположения: колбяги — это славяне польско­го Поморья (известные как русы или рутены) или жители Скандина­вии (как и варяги).

Так или иначе, но полностью нельзя исключать, что в разговор­ном языке «колбяг» — «колбяк» постепенно в течение веков преобра­зовался в «кобяк».

В пользу «славянской» версии происхождения прозвания/фа­милии Кобяк/Кобяков можно, помимо прочего, привести следующие аргументы:

1. Фамилии Кобяк и Кобяков в настоящее время, помимо Рос­сии, довольно широко распространены в Белоруссии, а Кобяк нередко встречается и среди поляков. Это территории, где, в частности, и была расселена часть западных славян-«языч­ников», главным богом которых был Святовит. Как извест­но, племя древних славян-вятичей переселилось в VII—VIII веках н.э. на территорию современного южного Подмосковья откуда-то с запада — от «ляхов» (т.е. с территории современ­ных Польши и Белоруссии).

2. Приокские славяне-вятичи долгое время жили обособленно и независимо от Киевской Руси. Привнесенное из Визан­тии христианство они приняли значительно позднее южных славян — в XI—XIII веках. «Языческие» пережитки, в том числе волхование, гадания и ворожба, у них сохранялись еще очень долго.

Наша местность была заселена вятичами с «языческих» вре­мен. До XIII века здесь сохранялся обычай сооружения курганов над могилами своих умерших предков. Одна группа из 18 таких курганов цела до сих пор (в 1,5 км от дер.Пешково, в лесу на возвышенности при слиянии реки Лопасни и протекающего через Пешково ручья Березуенка).

В 3,5 км от Пешкова есть деревня Волосово. Это название от «языческого» бога Велеса-Волоса. Именно этот бог особо почитал­ся в племенах древних кривичей и словен. Известно, что кривичи жили на территории современных Белоруссии и Смоленщины, а сло­вене переселялись к Волхову (нынешняя Новгородская область) из польского Поморья. В Лопасненском крае, где и находится Пешково, границы расселения вятичей и кривичей в конце I тысячелетия н.э. соприкасались.

Все это говорит о том, что отголоски «языческих» верований славянских племен в виде волхования, ворожбы, гаданий по «кобям» вполне могли сохраниться в течение нескольких веков, вплоть до XVI—XVII—XVIII веков, и отразиться в родовых прозваниях, таких как Кобяк, а позднее — фамилии Кобяков.

3. В целом ряде мест Подмосковья, а также на запад и север от столицы (т.е. там, где тюркское культурно-языковое влияние было значительно меньше, чем в Заокских зем­лях и Поволжье) сохранились селения с характерными названиями:

В Московской губернии (на 1862 г.):

— дер. Кобяково Верейского уезда;

— дер. Кобяково Звенигородского уезда;

— село Кобяково Коломенского уезда;

— дер. Кобяково Можайского уезда.

В Тверской области:

— дер. Большое Кобяково Зубцовского района;

— дер. Кобяково Погорельского района;

— дер. Кобячево Тверского района;

— дер. Кобякова Горка Капшинского района Ленинградской об­ласти;

— дер. Кобяково (Ростовский уезд, недалеко от г. Углича, упо­минание в документах 1474—1484 гг.) — ныне Ярославская область;

— дер. Кобякино Судиславского района Костромской области;

— дер. Кобяки Петушинского района Владимирской области;

— дер. Кобяки Родниковского района Ивановской области.

В ходе длительной трансформации устного славяно-русского язы­ка вполне можно допустить возникновение и существование цепочки од­нокоренных слов: «кобь» — «кобец» — «кобник» — «кобить» — гадание по «кобям» — «колбяг»(«колбяк») — «кобя» — «Кобяк» — «Кобяков».

Обе рассмотренные версии («тюркская» и «славянская») про­исхождения фамилии Кобяков имеют право на существование.

Однако более вероятно, что в XVII — начале XVIII в. (или еще раньше) одна из семей дер. Пешково, «приобретая» прозвание Кобяки/Кобяковы, вполне понимала его смысл и не считала его зазорным. Это могло произойти, скорее всего, в случае именно славянского происхождения прозвания Кобяковы (от древнесла­вянского «кобь» — «кобя»)

Невольно возникает один «каверзный» вопрос: а существовало ли вообще прозвание (фамилия) одного из основных родов дер. Пеш­ково (Кобяковых) в XVII — начале XIX в., если оно не встречается в сохранившихся письменных источниках того времени?

Дело в том, что тогда в центре Русского государства, в частно­сти в Московском уезде (а затем — губернии), прозвания (фамилии) крепостных крестьян почти никогда письменно не фиксировались.

Но иногда это все же делалось.

Например, в 1709 году во время переписи крестьян Хатунской волости (включая дер. Пешково) по всем селам и деревням были составлены списки жителей мужского пола, где указывались только имена и отче­ства, например — Иван Петров (сын), Федор Осипов (сын) и т.д.

Но в материалах этой же переписи найден (РГАДА, фонд 1209, опись 1, дело 9820, листы 1099 об. — 1115) подробный список беглых крестьян из деревень Хатунской волости. В этом списке 161 чело­век и очень многие из них (!!!) не только с именами и отчествами, но и с прозваниями — фамилиями (к сожалению, крестьян из дер. Пешково в нем не оказалось, видимо, слишком «смирными» были). Понятно, это было нужно для того, чтобы успешнее вести сыск и возвращать владельцам беглых крестьян, которые и на новом месте, «в бегах», могли пользоваться своими родовыми, устойчивыми и при­вычными для них прозваниями-фамилиями.

Вот еще примеры, уже из XIX века, подтверждающие «латент­ное» (скрытное) существование крестьянских фамилий.

Как уже говорилось выше, во всех ревизских сказках, исповед­ных ведомостях и метриках XVIII — до 80-х гг. XIX в. по деревне Пешково записывались только имена и отчества крестьян.

Но вдруг в метрической книге за 1833 г. встречаем запись об одном из воспреемников при крещении ребенка:

«48-го Егерскаго Полка Солдат Тимофей Ефимов Кобяков».

В дальнейшем, вплоть до середины 80-х гг. XIX века в докумен­тах фамилии «Кобяковы» среди жителей дер. Пешково не зафик­сированы. И лишь один раз, в метрической книге за 1875 год, была обнаружена «досрочная» запись:

«…умер из крестьян деревни Пешковой отставной рядовой под­вижной роты Кавказских Минеральных вод Тимофей Ефимов Кобя­ков, 66 лет».

Он родился в 1809 г. В 1829 г. был отдан в рекруты. После окон­чания службы и до своей смерти в Пешково, возможно, не проживал и получил вольную. Во всяком случае, об этом может свидетель­ствовать формула 1875 г. «из крестьян деревни Пешковой». По до­кументам ревизий 1850 и 1858, исповедной ведомости 1864 и списку крестьян 1869 г. жителем Пешкова не значился; здесь постоянно жил только его родной старший брат Федор Ефимов (Кобяков). Видимо, Тимофей Кобяков завещал похоронить себя на родине, на приход­ском кладбище, где покоились все его предки.

Вероятно, именно в армии Тимофею Ефимову Кобякову при­шлось «легализовать» свое деревенское прозвание-фамилию, кото­рое затем и было зафиксировано уже в «гражданских» документах.

Вот еще один пример. В исповедной ведомости по дер. Пешково за 1834 год встретилась запись:

«…прапорщик в отставке Дмитрий Никитин Добряков и жена его Аграфена Васильева…».

Изучение ревизских сказок за 1811 год показало, что Дмитрий Никитин сын в 1805 году был отдан в рекруты, отслужил более 25 лет, сумел не только выжить во всех войнах тех лет, но и до­служиться до офицерского звания (очень редкий для того времени случай). Совершенно очевидно, что и ему (как, видимо, и многим другим рекрутам) пришлось в армии назвать свое прозвание-фа­милию, которое с тех пор и стало фиксироваться в письменных документах.

Для армейской службы это вполне логично. Командирам невоз­можно управлять сотнями солдат, называя их только по именам или именам-отчествам. Например, «рядовой Иван» или «рядовой Иван Петров сын» — это абсурд, хотя бы потому, что таких «Иванов» и «Иванов Петровых сынов» может быть слишком много в роте, бата­льоне, а тем более в полку.

И, наконец, еще одно, но очень важное, подтверждение суще­ствования в устной форме прозваний (фамилий) обоих коренных ро­дов дер. Пешково и всех входивших в них семей.

Временем массового «офамиливания» всего населения России можно считать последнюю четверть XIX века, годы после отмены крепостного права. Весь этот процесс был весьма сложен, растянут во времени и нередко люди продолжали обходиться без фамилий. Это было неприемлемо для правительства и поэтому в сентябре 1888 года вышел специальный указ Сената: «...Как обнаруживает практика, и между лицами, рожденными в законном браке, встреча­ется много лиц, не имеющих фамилий, то есть носящих так назы­ваемые фамилии по отчеству, что вызывает существенные недораз­умения, и даже иногда злоупотребления... Именоваться определенной фамилией составляет не только право, но и обязанность всякого полноправного лица, и означение фамилии на некоторых документах требуется самим законом».

Именно тогда, с конца 80-х, а особенно в 90-х гг. XIX века, в ме­трических книгах начали записываться фамилии всех крестьян дер. Пешково — Кобяковы и Добряковы. То есть каждый добровольно «объявил» свою принадлежность к одному из двух коренных родов. Это дало возможность, используя ревизские сказки и исповедные ведомости, начиная с первых лет XVIII века, составить родословия по всем семьям этих двух родов. Оказалось, что все родословия, без малейшего исключения, восходят к двум родоначальникам. Аб­солютно у всех, объявивших себя Кобяковыми, им оказался Данила Семенов сын, ок. 1677 г.р., а у всех, назвавшихся Добряковыми, — его родной брат Иван Семенов сын, ок. 1680—1685 г.р.

Очевидно, в течение веков крестьяне дер. Пешково в устной форме вели строгий «учет» — кто к какому роду (Кобяковых или Добряковых) принадлежит. Вероятно, это нужно было, прежде всего, для того, чтобы, по возможности, не допускать кровосме­шения при заключении браков в своей деревне. И хотя в пода­вляющем большинстве случаев невест брали из других деревень, почти за 200 лет все же было несколько случаев «внутридеревен­ских» браков: в частности, один между Кобяковыми и Добряко­выми (родство в 7-м колене), два в роду Кобяковых (родство в 5-м и 6-м колене), один в роду Добряковых (некровное родство в 4-м колене) и др.

Практически то же самое произошло с теми ветвями рода Кобя­ковых, основатели которых в 40-х, 60-х, 80-х и 90-х годах XVIII века были переселены из подмосковной деревни Пешково в Битюцкую во­лость Воронежской губернии. Сопоставление архивных данных, ка­сающихся этих переселенцев, показало, что часть семей Кобяковых поселилась в большом селе Хреновое Бобровской волости Воронеж­ской губернии. До 70-х – 80-х гг. XIX века их потомки, как и осталь­ные крестьяне, во всех документах оставались «бесфамильными». А затем, как и в Пешкове, объявили себя именно Кобяковыми. На тот период трудно установить, сколько их было (большая часть архивов пропала во время Великой Отечественной войны). Но фактом оста­ется то, что перед самой войной в большом селе Хреновое жили уже десятки семей Кобяковых, а около 50 мужчин из этого рода погибли на фронтах. И до сих пор в этом селе живут представители этого старинного подмосковного рода.

Не может быть случайным то обстоятельство, что в 70-х — 90-х гг. ХIХ века десятки семейств деревни Пешково одновременно и безошибочно «самоиндентифицировались», назвав себя либо Кобя­ковыми, либо Добряковыми.

Так же исключена случайность в том, что в Воронежской гу­бернии выходцы из этого рода более чем через 100 лет после остав­ления их дедами и прадедами родины предков (дер. Пешково) запи­сались в документах как Кобяковы. Это означает, что именно такое прозвание (фамилия) веками существовало в устной форме, бережно передавалось в семьях из поколения в поколение.

Косвенно устойчивость и древность прозвания (фамилии) Ко­бяковых подтверждается такой интересной деталью, как присвоение многим семьям этого разраставшегося рода вторых, «внутридеревен­ских» прозвищ. Например, Кобяковы-Ильины, Кобяковы-Артамоно­вы, Кобяковы-Политовы (Ипполитовы), Кобяковы-Федотовы и т.д. – по именам предков, живших на конкретных деревенских местах в начале XVIII—XIX вв. Эти вторые прозвища также устно бытовали среди жителей деревни вплоть до конца ХХ века, но ни одно из них так и не стало настоящей фамилией. «Выжила» только старинная родовая фамилия — Кобяковы.

* * *

В июле 2011 г. в Российском государственном архиве древних актов был обнаружен чудом сохранившийся документ под названием «Промемория» (памятная записка), датированная 31 июля 1739 года. В нем говорится о «держании на оброке» (об аренде — авт.) в 20-х — 30-х гг. XVIII века мельницы «в Московском уезде под Давыдовою пу­стынею на реке Лопасне» «деревни Пешковой крестьянином Иваном Даниловым сыном Кобяковым» и «отцом ево Данилою Симеоновым сыном Кобяковым».

Пока это самое раннее упоминание фамилии (прозвания) Кобя­ковых, зафиксированное в подлинных документах. Вероятно, здесь это объясняется тем, что в официальных финансово-хозяйственных документах во избежание недоразумений необходимо было абсолют­но точно идентифицировать и обозначать субъектов сделок с помо­щью записи их фамилий (прозваний).    Это ещё больше утверждает в мысли о том, что и до начала XVIII в. фамилия (прозвание ) Кобяковых из д. Пешково существовала. И может быть, где-то сохранились пока ещё не прочитанные записи XVII и более ранних веков с упоминанием этой родовой фамилии? Главное – их найти!

Автор - Кобяков Ю.А.